2-я международная научная интернет-конференция "Профессиональное самосознание и экономическое поведение личности"
ОСНОВНАЯ КОМПОНЕНТА ЭКОНОМИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ — МИФОЛОГИЧЕСКАЯ
Косов Александр Владиславович, кандидат психологических наук, доцент, кафедра социальной и организационной психологии, факультет психологии, Калужский государственный педагогический университет им. К.Э. Циолковского, г. Калуга, Россия sanslav (собака) kaluga.net
С внедрением рыночных отношений в России в начале XXI в. проблемы формирования и развития обновленного экономического сознания в российском обществе приобретают особую актуальность и значимость. В связи с этим появилось большое количество научных изысканий освещающих с различных точек зрения разнообразные теоретические и методологические подходы к изучению экономического сознания в рамках экономической психологии.
Особенно актуальным и недостаточно разработанным является вопрос о природе составляющих экономического сознания, его структуры. В существующих исследованиях элементы экономического сознания выделяются на основе либо функциональной организации структуры сознания: ощущения, восприятие, чувства, эмоции, представления, мышление, мотивы, нормы в экономической сфере (О.С. Дейнека); либо совокупности личностных конструктов, в которых отражены экономические отношения (А.В. Филиппов, С.В. Ковалев).
Экономическое сознание как феномен наиболее полно исследовался А.Л. Журавлевым (2002), В.А. Хащенко (2000), выяснившими, что оно является естественным ведущим психологическим регулятором экономического поведения, обеспечивающим его носителю возможность выживать и конкурировать в постоянно изменяющейся социально-экономической среде. Структуру экономического сознания, типы и психологические механизмы функционирования, особенности развития и динамики изучали О.С. Дейнека (1999), А.Л. Журавлев (2002), В.П. Позняков (2002); В.А. Хащенко (2000), причем последний определяет экономическое сознание как систему социально-психологических феноменов, ограниченную лишь экономической областью проявления основных инвариантных элементов сознания (мотивы, представления, чувства, установки, интересы, нормы, мышление и пр.), в отличие от широкого понимания феномена О.С. Дейнека (1999, 2000) и А.Л. Журавлевым (2002).
По мнению В.А. Хащенко [13], каждая подсистема “человек-экономическая среда” включает ряд инвариантных объектов отношений личности: внешние условия среды (обстоятельства жизни, поведения, деятельности, экономических достижений), процесс жизнедеятельности, ее содержательные элементы (цели, притязания, действия, реальные и ожидаемые результаты), а также характеристики самого субъекта конкретных экономических отношений. При этом в качестве теоретической “единицы” анализа структуры экономического сознания выступают осознаваемые элементы психологического отношения личности к экономической среде: когнитивные (социальные представления, знания, рефлексия), конативные (мотивационно-потребностные состояния сознания - готовность, намерения, предпочтения, интересы), эмотивные (переживания, оценки, чувства).
Структурные элементы экономического сознания (по В.А. Хащенко) [12] интегрируются базовыми отношениями (система психологических отношений личности к себе как экономическому субъекту, к собственности, богатству, деньгам и способам их достижения, формам хозяйствования и деловой активности (способам и условиям достижения материального благополучия), проявляемым на личностном, межличностном и межгрупповом уровне) личности к ключевым экономическим объектам. При этом отношение к себе, как экономическому субъекту, выступает центральным компонентом экономического сознания.
В.П. Фоминых (2003) [11], отмечая появление в России нового бизнес-слоя (предпринимателей, бизнесменов, коммерсантов, банкиров и др.) и широкую пропаганду их благосостояния, ставшую для многих примером для подражания, видит в них своеобразный “ускоритель” процесса перестройки экономического мировоззрения и поведения. В связи с его исследованиями им была предложена модель экономического сознания, включающая в себя: - фонд актуальных и действенных экономических знаний; - выделение позиций “Я - собственник” и “Я - несобственник”; - целеполагающую экономическую деятельность; - личностный уровень развития экономических отношений. Из результатов его исследований следует, что “гораздо быстрее и легче определенным изменениям подвергаются подвижные элементы экономического сознания (экономические потребности, экономические интересы, оценки, взгляды, мотивы поведения и др.)”, а “устойчивые элементы экономического сознания (экономическое мировоззрение, традиции, обычаи, нормы, стереотипы экономического поведения и др.) требуют более длительных, систематических воздействий на личность и ее взгляды, широкой пропаганды преимуществ рынка и рыночных отношений, опыта успешной перестройки экономического поведения различных групп российского общества как интегрального показателя их экономического сознания”.
Шибанова Е.С. (Москва) [14] экономическое сознание рассматривает как системную составляющую сознания, высший уровень психического отражения человеком экономических феноменов и изучает социальные представления о богатстве и бедности как ведущие когнитивные компоненты экономического сознания. По ее мнению, “наиболее продуктивным представляется понимание структуры экономического сознания как системы осознаваемых личностью социально-психологических феноменов, связанных с явлениями экономического содержания”, причем в качестве ведущих компонентов экономического сознания она выделяет: “- представление человека о себе как об экономическом субъекте (субъективный экономический статус, экономические притязания, представление о своих возможностях в повышении доходов и др.), представление о богатстве (признаки материального благосостояния, субъективная шкала доходов), отношение к богатым и бедным людям, отношение к деньгам, отношение личности к собственности (представления об атрибутивных признаках собственника, степень желания быть собственником и др.), социальные установки на формы хозяйствования, отношение к конкуренции, ориентация человека на экономические ценности и др.”, считая, что “эти феномены составляют устойчивые компоненты экономического сознания человека - его представления, установки, ценностные ориентации, отношения, оценки личности и пр. относительно явлений экономического содержания”. Изучение ею представлений о богатстве и бедности показало неоднозначность и противоречивость этого компонента экономического сознания, при этом исследователем установлено сходство ряда показателей, свидетельствующее об устойчивости некоторых элементов российского менталитета (так, независимо от типа деловой активности и экономического статуса, высоко оценивалась важность деловой хватки и наличия полезных связей для достижения материального благосостояния и низко - качества трудолюбия и наличие таланта).
В нашем понимании, как указанные выше представления (больше эмоционально-оценочного характера, чем рационально-распорядительного, т.к. оценивается “ресурсность” вообще, а не принадлежность ее и правомерность этой принадлежности”), так и упоминавшиеся инвариантные элементы сознания в большой мере мифологичны, малоуловимы и труднофиксируемы, к тому же, многовариантно толкуемы. Налицо все признаки мифа, имеющего отношение к реальности, причем эмоциональное в его содержании доминирует над логическим, а структура мифа сходна со структурой научной теории и сохраняется даже при радикальном изменении содержания мифа, формой проявления же мифа в обществе является идеология и теория, претендующая на научность. Миф имеет особый полифункциональный язык, приобретает непреодолимую силу влияния в обществе в переломные эпохи, становясь выразителем коллективных желаний, миф ограничен территориально, функционируя только в рамках определенного топографического и смыслового пространства. Миф обладает функциональной направленностью, отображая рутинные стороны практической деятельности людей и человеческие идеалы, поскольку, наряду с познавательными компонентами, мифическая и ритуальная деятельность содержит в себе нерасчленимое единство этико-эстетических компонентов. СМИ в этом случае становятся инструментом внедрения мифа в сознание общества на этапе разрушения социальной нормы, а на этапе закрепления новой социальной нормы к ним присоединяются институты образования.
Кроме того, необходимо учитывать выделенные Т.И. Ковалевой [5] основные признаки социального мифа (авторитарность, эмоциональность, концептуальность, системность, неисторичность, наукообразность, конкретность). Ею установлено, что социальный миф формируется в сознании социальной группы посредством особых процессов: инверсий, рационализации, проекций, персонификаций, которые, по ее мнению, и формируют содержание мифа.
По мнению Аксеновой Ю.А. [3; 2; 1; 4], мифологическая картина мира служит неким эталоном и/или прецедентом для создания “неомифологических” (термин Ю. Аксеновой) – авторских моделей, модифицирования, преобразования существующего мировоззрения. Мифологизация – процесс от бессознательного (некритического) принятия (отношения) как элементов собственной картины мира мира (или элементов оного) Другого (чаще всего, Значимого Другого) к осознанному (целенаправленному, системному) управлению процессом мифотворчества с учетом специфики мифа (области его приложения), когда нечто выдается за всеобщее.
Одно из важнейших качеств мифосознания – спонтанность, обеспеченная полинаправленностью (полимодальность мифа = средовость как качество) мифосознания, поэтому процесс сознательного формирования мифов имеет ряд подтипов: - коррекция (трансформация) мифа, - присоединение к чужому мифу, - отрицание чьего-либо мифа, -сознательное творение мифа.
Безусловная вера в реальность - одно из условий “жизни в мифе”. Постепенно в мифосознании ритуальная и практическая деятельность отделялись друг от друга, хотя обе они рассматривались как равно необходимые. Из этого возникли первые представления о внутренне противоречивом единстве т.н. познавательных и ценностных моментов (содержит моменты нормы и творчества, устойчивости и изменчивости), в связи с чем миф выступает и как источник нормативной деятельности, и как предписание к следованию норме (вместе с тем, в вариациях ритуальной практики закладывается один из видов эстетического отношения - диалектическая взаимосоотнесенность идеального и реального). Мифосознание предстает как особый синкретический вид сознания, постольку процесс разложения мифа выступает как процесс дифференциации познавательного, этического и эстетического. Ритуальное же действо изначально предполагало мировоззренчески-воспитательный эффект и одновременно решало утилитарную задачу обучения приемам и методам практической деятельности.
Миф, ритуал и символ теснейшим образом переплетены и составляют единство, но единство, не означающее путаницы в отношении функций и занимаемого места, “миф являлся истинной основой общественной жизни и культуры…, истинной историей того, что произошло у истоков времени, основанием структуры реальности и, в то же время, иллюстративно являясь моделью человеческого поведения…. Миф - изображение форм бытия в мире”, а “когда миф больше не воспринимается как откровение “таинства”, он превращается в сказку или легенду” [9]. В ритуале происходит одновременное соприкосновение точек сакрального пространства и времени, поэтому ритуал является средством реализации специфического хронотопа, в котором единство пространства, времени освящено единым сакральным смыслом.
Символический аспект мифа помогает объяснить эти серьезные причины, т.к. именно символизм в мифе соединяет человеческое с космическим, практическое с духовным, беспорядок с порядком, случайное с причинным, указывает на трансцендентальное, он побуждает к единению всех форм сознания человека, “открывает” его для универсального и это позволяет сказать, что сознание архаических культур управляется символическим сознанием и основывается на мифологическом мышлении. Этот тип сознания, являющийся специфичным для культур архаического периода сохраняется и присутствует как некий “уровень” в сознании людей более поздних культур, вплоть до современности. Ритуал выступает как символическая форма поведения, символическая деятельность, ориентированная “на структуры священного, трансформирующая Хаос в Космос, а значит, и делающая возможным человеческое бытие, не давая ему опуститься на уровень животного существования” [17]. По мысли П.А. Флоренского [9], ритуал не просто созидает и воссоздает культурную форму социума, но и снимает при этом натуралистическую форму оппозиции “культура - природа”, очеловечивая, наделяя личностным смыслом, как природную среду жизнедеятельности, так и человеческую телесность.
Т.о., ритуал составляет основу жизнедеятельности архаических обществ и в связи этим необходимо подробно рассмотреть его структуру. Ритуал представляет собой социальное символическое действие, которое может реализовывать, “разыгрывать” мифологические события, идеи, пытаясь приспособить силу, присущую этим событиям, для достижения наличествующих целей членов данной культуры, кроме того, он может никак не соотноситься с мифологическими темами. Тем не менее, любой ритуал реализует две основные архетипические идеи: - разрывает мирское, физическое, “внешнее” время, действующее в сторону “энтропийной хаотизации мира” (по П.А. Флоренскому) и является средством соприкосновения с сакральным временем, реактуализацией мифического времени Начала; - пространство, в котором происходит ритуал, становится освященным, сакральным и “совпадает” с мифическим Центром Мира (через его многочисленные символы).
В. Тэрнер [7] считает, что символы - мельчайшие структурные единицы, строительные блоки ритуала, которые могут являться объектами, действиями или словами, причем каждая символическая форма одновременно выражает множество значений и смыслов, о некоторых из которых можно сказать, что они связаны логически или прагматически, но большинство обязано своим объединением почти неуловимым связям, интуитивно ощущаемому смысловому сходству.
В различных культурах для осуществления этих форм и системных стереотипов взаимодействия в общественно-историческом развитии феномена человека и человечества разработано множество традиций, правил, обрядов и ритуалов, регулирующих уровень толерантных и самосохранных форм поведения. Кроме того, в наиболее древних формах взаимодействия людей визуальная система коммуникации обнаруживает множество атрибутов, символов, форм, знаков, обладающих разработанными значениями и ритуализоваными для жизнеоборота в человеческом сообществе. Культурно-исторический арсенал знаково-символических средств сохраняет баланс общекультурной стратегии каждого индивида как участника культурной миссии, т.к. символы (как смыслы значений) олицетворяют культурные действия человека в некоей форме познания мира и участия в мире. Условия организации ритуалов предполагают визуальные послания, состоящие из символов, иерархизирующих микрокосм человека в макрокосме мироздания. Мифосознание через сложившиеся установки (“архетипы”) и системы значений приводит к ритуализированным действиям.
Отличительные особенности мифосознания - восприятие мира в целостности, без стремления к его разделению и аналитическому рассмотрению явлений мира, ощущение собственной включенности в жизнь всего мира чувство собственной значимости. Так как обособление себя от действительности чревато потерей над ней контроля, то люди, живущие в мифе и мифом всегда значительны (хотя бы в собственном восприятии, к тому же, некоторым впоследствии удается доказать свою значимость и окружающим). Не строя рациональных, логически последовательных доводов, мифосознание создавало чувственно воспринимаемые образы, наделенные огромной выразительностью, способностью производить сильное, неизгладимое впечатление на индивидов. Обладая способностью к суггестии, эти образы апеллировали не к разуму и даже не к чувствам, а к подсознательным глубинам человеческой психики.
На протяжении последнего десятилетия в российском обществе произошли кардинальные социально-экономические преобразования, следствием которых явилось, в частности, значительное усиление имущественной дифференциации различных слоев населения, появление социальных групп, отличающихся по экономическим признакам: богатых, бедных, неимущих. В условиях нестабильности социально-экономической ситуации, противоречивой динамики социальных процессов в стране, интенсивной трансформации социальных отношений и настроений в различных социальных группах для подавляющего большинства людей существенно возросла значимость материальных ценностей, а проблемы имущественного неравенства стали одним из ключевых аспектов развития современного российского общества. Особенно важно изучение когнитивных компонентов экономического сознания, заметно изменившихся на протяжении последних лет.
Мифы и ритуалы являются, как известно, составляющими культуры любой степени развитости и любой этнической направленности. К тому же, современное понятие “культура” не предполагает трактовку культуры как оценку степени развитости уровня цивилизованности и утонченности стиля жизни той или иной популяции. Еще в 30-е годы в США Э. Мэйо осуществил ряд этнографических исследований, показавших роль неформальных факторов (тогда нестрого названных “организационным климатом”) в обеспечении конкурентоспособности корпораций. Более поздние исследования, выявив специфику ценностных ориентации, местных обычаев и устных легенд, продемонстрировали обоснованность уподобления локальных культур корпораций (и других устойчивых оргструктур) культурам бесписьменных обществ. В частности, выяснилось, что в крупных организациях, имеющих относительно длительную историю, бытует специфический жанр устного творчества, подобный легендам древних народов, - своеобразные фирменные мифы, а анализ содержания таких мифов (“фирменных историй”) позволяет определять основные ценности и личностную модальность сотрудников организации или служащих ведомства.
Исследователи, изыскивающие резервы эффективного управления, широко используют понятие “культура” как ключевую метафору, позволяющую перенести центр внимания с традиционно изучавшихся элементов деятельности предприятия и организации, таких, как технология, структура и т.п., на менее изученные “человеческие” факторы: сходные представления о мире, общность жизненных ценностей, корпоративный кодекс поведения, локальная мифология.
Богатую эмпирическую базу образовали результаты многочисленных исследований по сопоставлению особенностей различных национальных культур (т.н. кросскультурные исследования). Изменились представления о прагматической ценности культуральной антропологии в сфере международного бизнеса: к услугам специалистов, изучающих мифы и ритуалы ви их роль в экономическом поведении стали прибегать в своей деятельности крупные корпорации разнообразного профиля. Для того, чтобы понять многие события, происходящие в современной экономике необходимо рассматривать эндопсихические корни ритуального поведения в эквивалентах карты сознания. “…У нас существует внутренний генератор образов, который позволяет проецировать измененное состояние вовне. Размещение образов вовне могло означать маркировку территории, но возникновение знака, вероятно, было эндопсихическим. Конечно, и в размещении образов присутствует эндогенный элемент, связанный с латерацией психических функций. К. Левин говорил: “Карта – это еще не территория”, имея в виду то, что наше объективное представление о геометрии мира, основанное на аналитических измерениях, лишь с разной степенью точности к этому миру приближается, т.е. оно всегда содержит эндогенный компонент” [6].
Литература